Утром уже сильно свежо бывает. Стекла в окне нет, а шконка стоит так, что поток воздуха проходит через меня, от окна к двери - сквознячок. Чуть прихватило горло, спасаюсь горячим чаем, лимоном, соком. Мою ангину лучше не будить, она у меня с температурой за 40 проходит, а в условиях тюрьмы и одиночки будет сложновато. С утра в проверку заходил хозяин, в мундире, при параде: «Что, как, когда?» - «Нормально, только стекол в окне нет, а приговор восьмого» - «Запишите, вставить стекло...». Посмотрим.
Эти «запишите» мы уже много раз проходили. Главное - не отказать. Про стекла я уже две недели назад ДПНСИ говорил, тоже не отказал, записал (дежурный помощник начальника следственного изолятора).
Сегодня - этапный день в тюрьме (каждое 4, 14, 24 число месяца). Кого-то увезут - кто срок поймал и акцию прошел, уже на колонию, на ПМЖ. Кого-то привезут... кого где задержали, на следствие, на суд. Жизнь продолжается...
Чу! Крышечка моего глазка моей двери шелестнула - бдят, поганцы, службят. У меня с ними эксклюзивные отношения - их ведь типа нет, а я типа «гоню». А они - вот; иногда на такой вот шелест «пики» (глазка) я прошу свет включить, включают молча. Спиритизм «по-кнбшному», бляха-муха, причем с обратной связью в виде исполнения несложных желаний.
Ехарный бабай, только что приходили «хозбандиты», стекло вставлять, замеры сняли. Чего деется... Правда, замеры еще не стекло, но начало обнадеживает.
Библиотека в тюрьме слово не часто употребляемое, я пару раз пытался туда книжки прочитанные сдать, заявления писал. Не вышло. Библиотекарь то в отпуске, то болеет, и так вот, чередуясь, отсутствие в константе; есть ли библиотека вообще - вопрос. Я книги отдаю контролерам, потом они как-то расходятся по тюрьме, иногда кто-то говорит: «мою» книгу читал (когда принимали книги в передачи, фамилию пишут на второй, третьей странице).
С воли доносится иногда что-то. Слышал, кто-то возмущался, что обо мне шуму много, а о Сапаргали не очень. На мой взгляд, нездоровые это разговоры. Во-первых, шуметь могут все, в том числе и те, кто возмущается, что мало шумят. Только что-то я не видел их в числе присутствующих на суде ни разу. Те же диванные поборники истины, сделавшие свое поборничество смыслом бытия, потому как трындеть - не мешки ворочать, чуть ума, поболе фантазии - и никакого риска и напряжения мускулов.
Во-вторых, про Аминова, третьего нашего, вообще никто и ничего. Это легко объяснимо. Аминов все признал, повинился, просит снисхождения - что тут скажешь. Серик Сапаргали как-то так, что-то признал, чего-то не признал, на манер Атабаева и Мамая. Но по тем ведь договоренность была, им достаточно было упомянуть слово «раскаиваюсь» - и они дома. А без этой договоренности такая позиция все путает (особенно адвоката); и о чем шуметь в таких условиях, когда ничего не понятно? Будут шуметь, что он не виновен, а он что-то признал ведь, в чем он теперь виновен, а в чем нет, - кто скажет?
Да и если человек просит снисхождения у суда, это скорее признание вины, чем отказ от такого признания. О чем шуметь? Просить у снисхождения у суда для Сапаргали? Это не шум, это стон. Я все понимаю, и по Жаку, и по Серику Сапаргали, но каждая данность, каждое решение образует реакцию на него и оценку. И тот, кто просит снисхождения, должен понимать, что он что-то хочет получить взамен чего-то, что он должен потерять. По-другому - никак.
Пройдет время, что-то будет объяснено, что-то позабыто, но все, что было, останется, так или иначе. Например, остался осадок определенный от размытой позиции Болата Атабаева и Жанболата Мамая. До тюрьмы - одно, в тюрьме - другое, после тюрьмы - третье; маневры, а не позиция. Как-то были они вместе, как-то вместе разлюбились... Один потерял документы, другой - заболел, на суде никого не было, чтобы ясно и четко... Один во время суда баварское в оригинале потреблял, другой - газету свою презентовал - ничего личного, только факты.
А 70 процентов показаний «свидетелей» типа говорили: стоять до конца, лишний совершенно треп о головорезах и о своей готовности к..., тексты пресловутых обращений - 95 процентов того, в чем меня обвинили. Тоже - ничего лишнего, только вот лично моих слов и действий по 164 и 170 (статье) в материалах нет; ясно, что и у иных - тоже нет, но то, что было, самим в суде разбить - как-то так смотрелось бы достойней, чем крики издалека и игнорирование собственных обещаний, даваемых после освобождения. О том и говорю - вроде бы как и ничего такого, только вот осадок остался, нерастворимый временем.
