Похоже, что все это в «дело» было прописано еще до 23.01.12, до арестов, и сейчас идет как по писаному.
Атабаева и Мамая изначально не собирались лишать свободы, притом что по ним, по их личным высказываниям (особенно Болата Атабаева с его сраными «террористами», готовыми на все), материалов больше всего. Я сейчас просто констатирую факты, без выводов. Сапаргали был арестован с перспективой «ухода» еще в марте.
Однако в силу своего упрямства не захотел тогда «вилять хвостом»; возможно, требовалось оговорить меня, и он отказался. Я, понятно, «паровоз». Вот и получается «палитра», которая должна свидетельствовать об отсутствии политического шаблона, заказа ко всем типа объективный подход, следствие беспристрастно.
Потом Болат Атабаев и Жанболат Мамай «залезли в бутылку», и вариантов не было, их арестовали, так как иначе не удавалось их на следствие в Актау доставить. Здесь они слегка поняли, что слово «тюрьма» и собственно тюрьма - по сути разные вещи.
Как только поняли, им разрешили написать чушь типа «раскаиваюсь в том, что приезжал...» Это не признание вины в полном объеме, как в деле им предъявлено по эпизодам, но это позволило обвинению написать в материалах: «Признали вину полностью, раскаялись, выразили готовность сотрудничать в раскрытии преступления».
Таким образом, обвинение констатировало, что БА и ЖМ все признали, в том числе и то, что ст. 235 теперь «валится» на меня, их «вербовка», участие в ОПГ и прочее - по умолчанию.
Они могли это опровергнуть, но на суде их почему-то не оказалось, хотя оба публично обещали быть и все «устроить». Опять же факты без выводов. Выводы делать не хочется, они будут нехорошими, а могут быть несправедливыми, так как доказательств под них нет, только немного логики и эмоций.
Опровергнуть выводы следствия на суде - значит зачеркнуть двусмысленность своих показаний, которые обвинение использовало против меня. Это для суда, хотя бы юридически, очень весомо, и для моей защиты тоже. А громогласно говорить то же самое из Франкфурта - это юридическое «ничто». Это политический эрзац юридической смелости.
Без выводов, без обид, но я имею право думать, понимать и решать за себя. Поэтому думаю, понимаю, решаю. Не осуждаю. Но когда я пишу, что отношусь «с пониманием» к показаниям Айжангуль Амировой и Розы Тулетаевой, я знаю, что при этом имею в виду: они жертвы. И я не хочу здесь писать, что я отношусь с пониманием к отсутствию показаний в суде БА и ЖМ, потому как это не так.
По Сапаргали, те же его выражения, например, в показаниях с расчетом на 65-ю статью, что были у БА и ЖМ, уже не прошли автоматом. Это тоже «палитра», я так мыслю.
Он все же живет в «медпродоле», в иных условиях; обвинение само сняло с него самую тяжелую статью - 164-ю (мне по ней 9 лет просили), все идет на 170-ю, часть 1, - амнистия или 170-ю, часть 2, - условно.
Аминов тут отдельно стоит, как это и было в реалии. Он все признал, ждет обозначенной адвокатами свободы под любым видом.
Видна вся структура замысла с самого начала: я ухожу на срок (Алия, любимая моя, прости, я с самого начала знал, поэтому не хотел, чтобы надеялась на что-то иное), Сапаргали - на свободу.
Аминов - тут не знаю; могут и вкатать реальный срок, года 3-4. Они хотели от него конкретных показаний на меня; Талгат Сактаганов это говорил ему открытым текстом в тюрьме после бесед с Мажиловым, а он такого не дал и на суде нашел в себе мужество ответить на вопрос Плугова (адвокат): «От Козлова я никогда никаких указаний не получал», чем, конечно же, усилил мою защиту, убрав двусмысленные выражения из своего допроса на следствии типа Амирова была связующим звеном между мной и Козловым.
Неведомый мне до СИЗО Актау, до июня 2012 года, Аминов, водитель и предводитель своих «каманчей» из Жанаозена, сделал это, а... Не буду. Что написано пером... Оставлю на потом, возможно, есть что-то, о чем я не знаю, или еще как...
Думаю, мне назначат лет 6-7 зоны. Есть слова Ертысбаева о том, что мне достаточно 3-4 года условно. Но это может быть прелюдией его восхищения тем, насколько независим наш суд - вот даже его слова игнорировали...
Эти дни - до 08.10.12, до приговора - самые тяжелые. Разум борется с надеждой и должен, обязан ее победить до этой даты. Потому что нужно жить дальше, нужно уже сейчас наметить, понять - как. Чтобы жить по намеченному собой, а не этими тварями без чести и совести.
За эти дни я должен подготовить к такому варианту Алию и себя. Убедить себя в том, что приговор - следующий этап моей жизни, что этот этап должен принести мне опыт и в конечном варианте - пользу, несмотря на объективную тяжесть в душе от поруганного желания быть человеком, от затоптанной сапогами политических ассенизаторов невиновности перед законом и людьми.
Нехорошо и оттого, что те, кому помогал, были вынуждены стать неблагодарными, клеветать, понимая это. И что виновные еще на свободе, все еще руководят этим бедламом и позором.
Слова, написанные на стене прогулочного отсека углем: «Не тот пропал, что в тюрьму попал, а тот пропал, кто в тюрьме духом пал». Жизнь продолжается...